Чувства терапевтов при работе с психотическими пациентами в рамках подхода группового анализа

Работа с пациентами, страдающими расстройствами психотического уровня,  всегда вызывает сильные и тяжелые чувства у  ведущих такой группы. По тому объекту, на который они направлены, можно выделить две группы таких чувств – контрпереносные чувства к пациентам и чувства и отношения в котерапевтической паре, если работа ведется в котерапии.

Контрпереносные чувства и отношение к участникам группы в ходе ее проведения имеют определенную динамику, которая, по-видимому, отражает динамику отношения к болезни родственников пациента.

В самом начале работы, еще в ходе проведения собеседований с участниками, они казались «почти здоровыми» и у ведущих были фантазии, что их вот-вот можно вылечить совсем.

Через 3-4 месяца работы группы, по мере большего раскрытия участников и возникновения между ними в том числе и конфликтов, стало понятно, что это не так. В это время ведущие как будто увидели их другими глазами – перед ними предстала их отщепляемая, подавляемая больная часть личности. Ведущих это расщепление тоже затронуло – они увидели нереалистичность своих исходных ожиданий и в этой логике расщепления немедленно стали воспринимать их тяжело больными, почти недоступными контакту и изменениям. С этими тяжелыми чувствами у терапевтов прошли еще 6-8 месяцев работы группы. В это время хотелось от них отстраниться, не вовлекаться в их переживания, клонило в сон, было крайне трудно осуществлять какие-либо терапевтические вмешательства, особенно поднимающие темы отношений внутри группы и с ведущими. Немного проще было с вмешательствами, которые были направлены на соблюдение правил группы – то есть «строить» было проще, чем понимать. С другой стороны, большое сопротивление вызывала необходимость прояснения состава группы – нередко хотелось либо формально выгнать пропустившего больше оговоренного в правилах количества сессий участника, либо долго-долго «входить в положение», предоставлять еще один «последний шанс», стремясь удержать участника в группе. Возникали и чувства, что единственное, что ведущие могут дать группе – это выдерживать их, не исчезать и не сойти с ума – показать группе, что они переносимы. Возможно, за таким переживанием ведущими обесценивания своей работы стоит транслируемое группой отщепление своей слабой, несправляющейся части и размещение ее в ведущих, а также неверие в то, что группа может им что-то дать.

На заключительном этапе группы ведущие испытывали смешанные чувства. С одной стороны, с участниками стало проще контактировать – их ассоциации стали более понятными, они чаще давали ответы в плане вопроса, и это внушало ведущим некоторое чувство успешности своей работы. С другой стороны, присутствовало и чувство вины за то, что как будто не уделяли им достаточного внимания на всем протяжении группы, а если бы уделяли, то и результат был бы лучше. Это привело к тому, что одна из ко-терапевтов даже хотела продлить группу – как будто в виде компенсации не состоявшихся по внешним причинам сессий. Похоже, участники транслировали ведущим чувства, что им что-то недодали. Размышления же об окончании работы вызывали чувства и грусти и освобождения – была фантазия, что теперь освободится очень много свободного времени и сил.

Можно предположить, что такая динамика контрпереносных чувств отражает динамику принятия болезни родственниками пациента. Получив впервые такую информацию, многие из них продолжительное время не признают ее, объясняя происходящие с пациентом изменения чем-то другим: возрастными кризисами, стрессовой ситуацией, личностной неординарностью или даже особой одаренностью, требующей такого же особого отношения окружающих.  В это время родственники часто стремятся все силы, время и средства направить на то, чтобы полностью вылечить близкого человека. Такое реагирование является отрицанием факта заболевания или его глубины. Оно позволяет родственникам и терапевтам таких пациентов дистанцироваться от состояния и переживаний заболевшего человека.

По мере того, как прилагаемые родственниками (и терапевтами) усилия не приносят немедленных результатов (или эти результаты являются настолько незначительными, что н фоне грандиозных ожиданий полного излечения/ просто не замечаются). 

Отношения в ко-терапевтической паре тоже имели свои особенности.  Изначально оказалось, что два ведущих как будто разделили между собой роли «мамы» и «папы»: одной было легче осуществлять функции  динамического администрирования – следить за временем, оплатой, напоминать о правилах группы, выяснять, кто и почему отсутствует, а также распределять действия внутри ко-терапевтической пары – кто кому звонит и т.п. Другая же больше «чувствовала» группу, проясняла и отражала переживания участников, побуждала их осознавать и выражать свои чувства.

Другой аспект этого взаимодействия – в них важнее было сохранить отношения, единодушие, нежели настоять на своем мнении, даже если была в нем уверена. Эта тенденция была настолько сильна, что нередко свое мнение вовсе не осознавалось, а возникало некоторое время спустя, например, при перечитывании протоколов сессий или на супервизии. Этим же можно объяснить и повышенную сонливость одной из ведущих на третьем этапе группы. В целом же, по-видимому, сложность интеграции разных точек зрения, тенденция к их расщеплению и противопоставлению приводила к тому, что часто группу как будто бы вела одна из терапевтов, а другая чувствовала непреодолимую эмоциональную тупость, или боролась со сном и даже действительно засыпала, или же испытывала трудности в том, чтобы сосредоточиться на происходящем в группе. При этом роли «ведущего» и «выключенного» постоянно менялись. По-видимому, это отражает имеющиеся у участников сложности триангуляции, для них в большей степени понятны отношения в диаде, вот она и организовывалась – группа и одна из ведущих. Те же явления можно было наблюдать и при написании статьи – нелегко было получить единый продукт, он все время норовил распасться на две отдельные статейки, а мысль о том, что можно вносить правки в написанные другим части, долгое время вообще не приходила в голову.